Мир истории
Главная Номер Новости Анонсы Архив Библиотека Ссылки Редакция


ЮРАСОВ
Михаил Константинович

Доктор историчеcких наук, ведущий научный сотрудник Центра истории Древней Руси Института российской истории РАН.





Р О С С И Я   И   С О С Е Д И

ПРИЧИНЫ РАДИКАЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ В ОТНОШЕНИИ ВЕНГЕРСКИХ КОРОЛЕЙ К РУСИ В КОНЦЕ XII в.

М.К.Юрасов


Русско-венгерские отношения до конца 1180-х годов характеризовались постепенно усиливавшимся вмешательством королей из династии Арпадов в княжеские усобицы, имевшим, однако, чётко установленные пределы. Венгерская правящая верхушка ясно осознавала, что их король, в лучшем случае, может быть гарантом сохранения власти своих русских родственников над волостями, которые они считают своими «отчинами», от посягательств на них представителей других ветвей Рюриковичей, но расширение владений венгерской короны за счёт русских земель – задача не только неосуществимая, но и чуждая коренным интересам королевства Арпадов, способная лишь осложнить его внешнеполитическое положение.

Такое мнение отчётливо выражено в рассказе венгерских хронистов о событиях 1123 г., связанных с попытками венгерского короля Иштвана II (1116 — 1131) вернуть Владимир-Волынский Ярославу Святополковичу (ок. 1100 — 1118), который в ходе осады своего «стольного города» попал в засаду и погиб, чем лишил смысла затеянную для защиты его законных прав военную операцию. Преисполненный желания во что бы то ни стало отомстить за гибель бывшего родственника Арпадов[1], молодой король сразу же получил суровую отповедь от своей знати, один из лидеров которой — Козма из рода Пазмань — прямо заявил Иштвану II о бесцельности королевской затеи и нежелании баронов и рыцарей сражаться за захват «Лодомерии» (так венгры называли в Средние века Владимир-Волынский и подчинявшуюся ему область), поскольку никто из знатных людей не жаждет управлять территорией, находящейся по другую сторону разделявшей Венгрию и Русь линии Карпатских хребтов. При этом Козма Пазмань пригрозил королю, что, если тот будет с верными ему людьми продолжать бесцельную осаду, то вернувшаяся на родину знать выберет себе другого короля[2].

Подробное изложение позиции противников короля редко встречается в средневековой венгерской хронистике. Все предыдущие случаи такого рода были связаны с династической борьбой внутри рода Арпадов, что наиболее ярко проявилось в описании соперничества между коронованными монархами — потерявшим престол Шаламоном (1063 — 1074) и его двоюродными братьями — Гезой I (1074 — 1077) и Ласло I (1077 — 1095), когда Шаламон опирался на принцип законности, а его оппоненты — на принцип большей пригодности к управлению государством. В данном же случае, хронист, явно поддерживавший позицию знати, подчёркивает несоответствие интересам страны даже создание венгерского плацдарма на территории Руси, не говоря уже о планах расширения владений Арпадов на восток.

Вообще, та часть «подковы» Карпатских хребтов, которая служила естественной границей между подвластными Рюриковичам и Арпадам землями, была очень серьёзной преградой для распространения владений венгерской короны на восток. Балинт Хоман, характеризуя обстановку в этом регионе в Х в., заметил: «Естественный крепкий бастион Карпатских гор отсёк венгров от северных соседей и в столетие, последовавшее за «обретением родины», им никогда не приходило в голову нарушить спокойствие польских или русских соседей»[3]. Внешнеполитическая активность Венгерского союза племён на западном и южном направлении в эпоху «разбойных нападений», длившуюся с рубежа IX — X вв. до 970 г., способствовала тому, что между Русью и Венгрией долгое время сохранялась не освоенная в административном отношении «буферная зона», венгерская часть которой называлась Русской маркой (marchia Ruthenorum)[4].

С последней трети XI в. начинается создание здесь королевских замковых округов (комитатов), постепенно приведшее к исчезновению Русской марки[5]. Поскольку при Иштване II Русская марка ещё существовала, о чём свидетельствует её единственное упоминание в источниках — в Житии св. Конрада, епископа зальцбургского, можно с большой долей уверенности предположить, что представления о естественном «бастионе», создаваемом линией Карпатских хребтов, сохранялись и в первой трети XI в., что удерживало венгерскую правящую верхушку от планов распространения власти Арпадов на русские земли. Именно поэтому «порыв» Иштвана II, призывавшего своих рыцарей и знать взять штурмом Владимир-Волынский после смерти Ярослава Святополковича, не только не был поддержан, но и вызвал осуждение большинства венгерской знати.

Иштван II не был сильным политиком, и при нём Венгрия не могла претендовать на роль великой европейской державы, но среди его преемников, правивших в XII в., были два по-настоящему великих короля. Это Геза II (1141 — 1162), успешно отражавший попытки византийского императора Мануила I Комнина (1143 — 1180) и германских правителей — короля Конрада III (1138 — 1152) и императора Фридриха I Барбароссы (1152 — 1190) сделать Венгрию своим вассальным государством, и Бела III (1172 — 1196), сумевший после смерти Мануила I Комнина (1180) кардинально поменять характер внешней политики Венгрии на Балканах с оборонительного на наступательный.

Общие оценки деятельности двух названных великих венгерских королей вызвали интересную дискуссию в венгерской историографии в прошлом столетии, спровоцированную продолжающимися и в наши дни попытками уточнить время написания древнейшего из дошедших до нас исторических сочинений средневековой Венгрии — «Деяний венгров магистра П., который называется Анонимом»[6] . Это не датированное сочинение, дошедшее до нас в более поздней копии, было посвящено памяти венгерского короля Белы, порядковый номер которого автором не указан. Исследователи долго спорили о том, кто из четырёх правителей Венгрии, носивших это имя, некогда был товарищем и покровителем магистра П.[7], но в межвоенную эпоху появилась точка зрения, согласно которой, имя Бела указано неизвестным автором ошибочно. Одним из оснований для такого утверждения послужил эпитет gloriosissimus "славнейший", каковым, по мнению сторонников рассматриваемого мнения, мог быть только Геза II, а не Бела III, которого подавляющее большинство исследователей считает тем королём, памяти о котором посвящены древнейшие «Деяния венгров»[8].

Сравнение деятельности и результатов правления Гезы II и Белы III имеет прямое отношение к теме настоящей работы, поскольку именно второй из названных королей радикально изменил характер внешнеполитических акций Арпадов и их окружения не только на Балканах, но и по отношению к Руси, на что не решился первый, несмотря на наличие у него необходимых для этого сил и средств.

Если сравнивать степень вмешательства Гезы II во внутрирусские дела, то она была, несомненно, более высокой, чем у Белы III, прежде всего, с точки зрения её целей и территории, на которой действовало венгерское королевское войско на Руси. Шурином Гезы II был киевский князь Изяслав Мстиславич (1146 — 1154, с перерывами), боровшийся в 1149 — 1152 гг. за сохранение под своей властью древней столицы Руси со своим дядей — ростово-суздальским князем Юрием Долгоруким (1125 — 1157). По подсчётам М. Фонт, Геза II шесть раз оказывал Изяславу военную помощь против Юрия и его союзника – галичского князя Владимира Володаревича (1141 — 1153)[9], что позволило Изяславу Мстиславичу удержать за собой Киев, заставив Юрия Долгорукого дожидаться своей смерти для «восстановления справедливости». В то время Геза II фактически решал судьбу самого престижного на Руси киевского княжения. Несмотря на заметное сужение политической роли Киева во второй трети XII в., сидевший в нём князь номинально считался лидером разросшегося рода Рюриковичей.

При этом, Геза II «соблюдал дистанцию» в отношениях с Изяславом Мстиславичем, стремившимся как можно чаще привлекать венгерскую военную помощь в борьбе с Юрием Долгоруким и его союзниками. На основании информации русских летописей (прежде всего, т. н. Киевского свода, сохранившегося в составе Ипатьевской летописи) можно сделать вывод о том, что Геза тяготился своей ролью гаранта сохранения за Изяславом киевского княжеского стола. Последний жаждал полного разгрома своего дяди Юрия, но король строго ограничивал боевые задачи своего войска: отогнать ростово-суздальского князя от Киева или принудить к покорности Владимира Володаревича, заставить его признать сюзеренитет Киева над Галичем, но ничего не сделать для того, чтобы всё это не осталось на словах. Это ярко проявилось в 1152 г., когда галичский князь дал все требуемые от него клятвы – ради того, чтобы противники поскорее покинули его волость, – но категорически отказался выполнять эти клятвы, когда венгерское войско вернулось на родину.

Несмотря на свою роль государя, решавшего в течение нескольких лет судьбу «матери городов русских», Геза II строго придерживался совета, данного Иштвану II Козмой Пазманем: русские земли не могут быть объектом для территориального расширения Венгерского королевства. Помощь попавшим в затруднительное положение иностранным родственникам – дело, достойное правителя средневекового государства, где матримониальные связи в подавляющем большинстве случаев определяли состав складывавшихся враждебных коалиций, но закрепление на территории, отделённой от Венгрии горными хребтами, где проживают «схизматики», сохранявшие политические традиции, чуждые чётко организованной венгерской комитатской системе, сулило массу трудноразрешимых проблем.

Геза II и его окружение в своей русской политике стремились не закрепиться на части чужой территории, а сохранить нестабильную политическую ситуацию в южной Руси, не допустить появления там мощного объединения нескольких княжеств под властью Киева, что было целью Изяслава Мстиславича, под контролем которого в результате победы над Юрием Долгоруким оказались, помимо Киевского, Переяславское и Владимиро-Волынское княжества. В случае лишения Владимира Володаревича галичского стола его княжество стало бы четвёртой волостью, объединённой под верховной властью Изяслава Мстиславича, т. е. фактически вся южная Русь вернулась бы под власть Киева. Появление такого политически сильного соседа было явно не в интересах Венгерского королевства, поэтому Геза II категорически отказался лишать Владимира Володаревича объединённых им под властью Галича мелких волостей юго-западной Руси, удовлетворившись чисто формальными клятвами и заверениями побеждённого князя[10] . При этом король впоследствии нарушил своё обещание вернуться на Русь в случае отказа Владимира от данных им клятв[11].

Несмотря на несомненные внешнеполитические успехи, Геза II и его окружение не могли позволить себе даже строить планы расширения Венгерского королевства ни на одном из направлений. Главной задачей в отношении с соседями стало для них сохранение присоединённых в конце XI — начале XII в. территорий, населённых южными славянами, прежде всего королевства Хорватии, что обеспечило монархии Арпадов выход в Адриатическое море, но заметно ухудшило отношения Венгрии с Венецией и Византией. Первый из названных противников Венгрии стремился к контролю над всеми портами балканского побережья Адриатики, а византийские императоры считали одной из исторических границ своей державы правый берег Дуная, что соответствовало произведённому в 395 г. разделу Римской империи на Западную и Восточную. Разумеется, для полного выполнения этого требования пришлось бы также присоединить и всю Задунайскую Венгрию, но василевсы из династии Комнинов, понимая, что расширение византийских владений на земли католического мира сулит «империи ромеев» такие огромные издержки, которые вконец разорят и так едва справляющуюся с финансированием военных расходов казну, добивались лишь признания венгерскими королями вассальной зависимости.

Такую же цель ставили в отношении Венгрии и правители Священной Римской империи (Германии). Со времени междоусобицы преемников Иштвана I Святого (997 — 1038), один из которых — Петер Орсеоло (1038 — 1041, 1044 — 1046) — признал себя ленником германского императора Генриха III (1039 — 1056) германские короли и императоры считали Венгрию такой же вассальной территорией, как Чехия и Польша. Разумеется, правящая верхушка в трёх названных государствах делала всё, чтобы даже формально не быть в таком приниженном положении, но во время борьбы за власть в них некоторым соискателям престола приходилось пользоваться немецкой военной помощью. Эпоха Гезы II ознаменовалась появлением союза двух империй (Германской и Византийской), существовавшего в 1148 — 1155 гг.[12] , создателями которого стали германский король[13] Конрад III (1138 — 1152) и византийский император Мануил I Комнин. Поскольку Геза II не хотел признавать себя зависимым правителем ни от Германии, ни от Византии, враждебно настроенные по отношению к нему соседние государи время от времени поддерживали двоюродного дядю названного короля — Бориса Калмановича, не признанного отцом сына Калмана Книжника (1095 — 1116), приходившегося внуком Владимиру Мономаху[14].

Что же касается противостояния между Венгрией и Венецией в рассматриваемое время, то ещё Иштван II (1116 — 1131) породнился с норманнскими герцогами, создателями будущего Королевства обеих Сицилий, хотя ожидаемой военной помощи от новых родственников он так и не получил. Впрочем, это не помешало сохранению венгерско-норманнского союза при Гезе II, поскольку сицилийские норманны были в то время врагами Венеции и союзниками Византии. В 1153 г. Геза II направил посольство к первому сицилийскому правителю, принявшему королевский титул, — Рожеру II (1130 — 1154) с целью координации совместных действий против венецианско-византийского союза. Подробности проведённых венгерскими послами переговоров неизвестны, но они происходили как раз в то время, когда Изяслав Мстиславич уведомил Гезу II о невыполнении Владимиром Володаревичем и сменившим его на галичском княжеском столе Ярославом Осмомыслом клятв, данных Владимиром при целовании подаренного ему Гезой креста св. Иштвана.

Необычайно сложная международная обстановка вокруг Венгрии, нахождение её во враждебном окружении, диктовало венгерским королям проведение сдержанной политики по отношению к Руси, давно переставшей быть единым политическим целым и раздробившейся ещё в середине XI в. Гезе II хватало с лихвой врагов на Балканах, а также к северу и западу от Венгерского королевства, поэтому он никогда не спешил откликнуться на просьбы шурина о присылке военной помощи для защиты Киева от армии Юрия Долгорукого. Даже истребление Владимиром Володаревичем в 1151 г. венгерского войска у Сапогыня[15] было отмщено лишь через год, а главный виновник гибели большого количества венгров, отделался принесением клятв, которые он и не собирался выполнять, на что уже обращалось внимание выше. Линия Карпатских хребтов, разделявших земли средневековых Руси и Венгрии, признавалась до эпохи Белы III незыблемой естественной границей между двумя странами.

За четверть века, прошедшие после смерти Гезы II (1162) ситуация в соседних с Венгрией регионах постепенно изменилась в сторону ослабления напряжённости на границах владений Арпадов. Германский правитель Фридрих I Барбаросса (1152 — 1190) ещё в 1156 г. отказался от «союза двух империй» с Византией[16] и постепенно «увяз» в борьбе с северо-итальянскими городами, часть из которых отказывалась признавать его своим сюзереном. Поскольку центр владений Венецианской республики также находился в Северной Италии, она не могла не быть затронутой противостоянием соседних городов-коммун с германским императором, что, однако, не мешало её активности на Адриатическом побережье. В 1165 г. Венеция очередной раз отвоевала у Венгрии Задар (Зару), но тогда же отношения Венеции с Византией стали враждебными, что способствовало заключению в 1167 г. венецианско-венгерского союза антивизантийской направленности. Таким образом, ко времени вступления Белы III на престол (1172) серьёзная опасность для его государства исходила только от Византии.

Он был сыном Гезы II и внучки Владимира Мономаха Евфросиньи Мстиславны, но не единственным и не самым старшим. Возможно, он знал от матери русский язык, хотя никаких свидетельств источников на этот счёт до нас не дошло. У Белы III, в отличие от его братьев, была более «пёстрая» биография, он не замыкался рамками своего положения в иерархии претендентов на венгерский престол. Долгое время не имевший сына византийский император Мануил I Комнин объявил в 1163 г. чужеземного принца Белу своим наследником престола, помолвив его со своей дочерью Марией[17] . При этом Беле пришлось перейти в православие и стать в Византии Алексеем. В таком статусе Бела-Алексей пробыл до 1172 г., когда Мануил, дождавшийся от супруги рождения сына, короновал своего полуторагодовалого отпрыска Алексея (будущий Алексей II) в качестве соправителя и нового наследника византийского престола. Для того чтобы исключить наследование Белой-Алексеем византийского престола, Мануил I расторг помолвку его со своей дочерью и насильно женил отвернутого кандидата в зятья на своей свояченице Анне (Агнессе) Антиохийской. Это была самая большая политическая ошибка последнего из великих византийских василевсов, поскольку Бела-Алексей не представлял серьёзной опасности для Комнинов и никогда не имел большого числа сторонников среди византийской знати. Впоследствии малолетний Алексей II (1180 — 1183) был убит своим двоюродным дядей и регентом при малолетнем императоре — давно жаждавшим престола Андроником I Комнином (1183 — 1185).

В том же 1172 г., несколькими месяцами позже после смерти старшего брата Иштвана III (1162, 1163 — 1172) венгерским королём был избран Бела III, который при жизни Мануила I Комнина признавал себя зависимым от василевса правителем, поскольку его положение в Венгрии на первых порах не было прочным. Вдовствующая же королева Евфросинья Мстиславна после смерти своего первенца Иштвана желала видеть королём не следующего по старшинству Белу, а своего третьего сына — Гезу и открыто поддерживала партию его сторонников[18]. В такой ситуации Мануил сыграл роль гаранта сохранения Белой III верховной власти в Венгрии. Хотя подавляющее большинство представителей венгерской знати стояло за строгое соблюдение очерёдности в наследовании престола детьми Гезы II, принц Геза пытался найти военную помощь сначала в Австрии, а затем в Чехии, князь которой Собеслав II (1173 — 1178) выдаёт его в 1177 г. Беле III. Мятежного брата Бела отправляет в тюрьму, где тот пробыл до 1189 г., пока ему не было разрешено отправиться в Святую землю вместе с немецкими рыцарями, возглавляемыми Фридрихом Барбароссой, в III Крестовый поход.

Отражая попытки младшего брата отнять у него корону св. Иштвана, Бела III вынужден был одновременно пресекать деятельность их матери Евфросиньи Мстиславны по поиску военной помощи любимому сыну против нелюбимого. Ещё в 1175 г. Бела отправил Евфросинью в заточение в крепость Баранч (соврем. Браничево), а в 1177 г. выслал её в Византию[19]. С точки зрения истории русско-венгерских отношений обращает на себя внимание тот факт, что внучка Владимира Мономаха не пыталась найти помощи на Руси, но он легко объясним, если учесть обострение междоусобных войн среди Рюриковичей в то время, приведшее к разграблению Киева в 1169 г. коалицией князей, посланных владимиро-суздальским князем Андреем Боголюбским (1157 — 1174), стремившимся всячески принизить политическую роль «матери городов русских». Со смертью Владимира Мстиславича[20] (1171) – последнего из своих братьев, занимавшего (менее трёх месяцев) киевский стол и имевшего собственные родственные связи с Арпадами[21], Евфросинья, похоже, не рассматривала свою раздираемую княжескими распрями родину как страну, где можно найти военную помощь для её сына Гезы.

Решающим в политической биографии Белы III стал 1180 г., когда умер Мануил I Комнин, которому Бела-Алексей дал при вступлении на венгерский престол клятву в том, что никогда не будет врагом Византии. Обескровленная непрерывными войнами, целью которых было поддержание возвращённого при первых Комнинах былого величия, «империя ромеев» при Алексее II (1180 — 1183) и Андронике I (1183 — 1185) продемонстрировала явные признаки «надлома», появившиеся ещё при Мануиле I, но не заметные в тени его авторитета великого государя. Бела III, не связанный клятвами верности с преемниками Мануила, начал свою экспансию на Балканы, имея для этого в качестве повода месть за казнь своей бывшей невесты Марии, совершённую по проискам Андроника Комнина. В планы Белы входило распространение своей власти на Болгарию, и он дважды (в 1183 и 1185 гг.) доходил с войском до Софии, пока вспыхнувшее во время второго из этих походов антивизантийское восстание болгар не побудило венгерского короля отложить эти планы и использовать болгарское восстание в войне с Византией. После свержения Андроника I с престола недовольными его правлением жителями Константинополя новым василевсом стал Исаак II Ангел (1185 — 1195), признавший переход части византийских владений на правом берегу Дуная в состав владений Арпадов, а также независимость Сербии и Болгарии. Осенью 1185 г. для прекращения венгерской экспансии на Балканах Исаак II заключил союз с Венгрией, скреплённый его браком с 10-летней дочерью Белы III Маргит (Маргаритой). В результате этого венгерский король, в первые годы своего правления нуждавшийся в поддержке Византии для укрепления своей власти во вверенном ему королевстве, теперь сам стал гарантом сохранения власти своего зятя — византийского василевса.

Таким образом, к середине 80-х годов XII в. для Белы III сложилась необычайно благоприятная международная обстановка, когда ни от одного из окружавших Венгрию государств не исходила угроза его державе. Такое ощущение спокойствия усилила начавшаяся в то время пропагандистская кампания по организации III Крестового похода, в которую был втянут уже более 30 лет правивший в Германии Фридрих Барбаросса, начавший в 1152 г. своё царствование с безуспешной попытки убедить немецких князей выступить в поход против Венгрии[22] . Русь Белу III в рассматриваемое время, похоже, совсем не интересовала, поскольку ему необходимо было, прежде всего, выстраивать новую стратегию действий на Балканах, где ослабление Византии привело к появлению двух новых независимых государств — Сербии и Второго Болгарского царства. Высланная Белой в Византию мать Евфросинья Мстиславна полностью отказалась от продолжения борьбы с сыном и провела последние годы жизни в монашестве – после переезда в 1186 г. в Иерусалим[23].

Вот в такой обстановке спокойствия на венгерских границах и ощущения величия монархии Арпадов при дворе Белы III в 1188 г. появляется вынужденный бежать из «отчинного» Галича князь Владимир (1187 — 1188, 1190 — 1198) — сын и преемник знаменитого Ярослава Осмомысла (1153 — 1187). Последний, по заверению неизвестного автора «Слова о полку Игореве», «подперъ горы Угорскыи своими желѣзными плъки, заступивъ королеви[24] путь, затворивъ Дунаю ворота...»[25]. Разумеется, автор цитированного литературного произведения, обращаясь к сильнейшим, по его мнению, князьям тогдашней Руси, не обязан был задумываться о том, чтó в реальности обеспечивало спокойствие на границе между Венгерским королевством и Галицким княжеством и насколько соответствует действительности его заявление о том, что Ярослав Осмомысл сдерживает венгерский натиск на Русские земли, который, как показано выше, до 1188 г. никак не проявлялся[26], но само поддержание спокойствия на юго-западных рубежах Руси многого стоило.

По моему мнению (аргументация приведена в опубликованной в журнале «Мир истории» в 2000 г. Статье), величие Ярослава Осмомысла, которое превозносит автор «Слова о полку Игореве», в то время было уже мнимым. Ярослав Владимирович в последние годы жизни и правления в Галицком княжестве «сдерживал» венгерского короля, прежде всего, своим авторитетом политика, некогда отстоявшего независимость своей волости от Киева, и тем, что не привлекал внимание занятого решением балканских проблем Белы III. Уже через три года после неудачного похода Игоря Святославича против половцев Галич оказался под властью венгров, которые удерживали его (по моему мнению) в течение двух или почти двух лет[27], что означало радикальную смену внешнеполитического курса, проводимого Арпадами и их окружением по отношению к Руси. Отныне линия Карпатских хребтов перестала быть мощным естественным препятствием, сдерживавшим венгерскую экспансию на земли Восточной Европы.

Что же побудило Белу III отважиться на столь дерзкую военную операцию, на которую не решился его отец — gloriosissimus Геза II? О необычайно благоприятной международной обстановке вокруг Венгрии в то время много сказано выше. Что же касается Руси, то здесь продолжался процесс политического дробления некогда крупных княжеских владений на всё более мелкие волости. Киев к середине 80-х годов XII в. сохранил свою экономическую значимость богатейшего города Восточной Европы, но потерял власть даже над своей областью. Обычным явлением стало возведение на киевский стол одним или несколькими князьями своего ставленника, который расплачивался за это наделением своих союзников одним или несколькими городами Киевской земли. 16-летнее княжение в Киеве представителя черниговской ветви Рюриковичей Святослава Всеволодовича (1176 — 1194) стало исключением на фоне череды коротких правлений его предшественников в два предыдущие десятилетия, но, как считал Д. С. Лихачёв, «Святослав был одним из слабейших князей, когда-либо княживших в Киеве»[28]. Правда, с этим категорически не согласен Б. А. Рыбаков, подчёркивающий, что «только за два года (1184 и 1185) Святославом было организовано четыре похода на половцев, и все они завершились победой — половцы были или разгромлены, или отогнаны»[29], но, если брать во внимание все походы в Половецкую степь, которые возглавлял Святослав Всеволодович, то среди них были и неудачные[30].

Так или иначе, но Киев перестал интересовать венгерскую правящую верхушку после 1158 г., когда венгерские послы совместно с польскими и представителями ряда южнорусских князей безуспешно пытались убедить княжившего тогда в Киеве Изяслава Давыдовича (1157 — 1158) выдать Ярославу Осмомыслу его двоюродного брата Ивана Ростиславича (Берладника), находившегося под покровительством Изяслава[31] . Сам факт поддержки Гезой II в 1158 г. Ярослава Осмомысла свидетельствовал о том, что от былой вражды, которая характеризовала отношения Гезы с Владимиром Володаревичем — отцом Ярослава – не осталось и следа: Венгрия и Галицкое княжество были теперь союзниками. Но, как указывалось выше, спокойствие на галичско-венгерской границе во многом держалось на высоком политическом авторитете Ярослава Владимировича.

К сожалению, после смерти Ярослава (1 октября 1187 г.) в Галиче сразу же развернулась острая борьба различных политических «партий», у каждой из которых был свой претендент на княжеский стол. Главным виновником этой нестабильности был сам Ярослав Осмомысл, заставивший галичан перед своей смертью признать его преемником сына от любовницы Настаски, вошедшего в историю под именем Олега «Настасьича». Похоронив навязавшего им свою предсмертную волю князя, галичане вскоре свергли Олега и пригласили княжить законного сына Осмомысла от дочери Долгорукого Ольги Юрьевны, занимавшего по решению отца стол в Перемышле. Однако это лишь ухудшило и без того накалённую ситуацию в Галиче. Владимир Ярославич не только унаследовал один из пороков своего отца (нежелание признавать устои освящённого церковью брака[32] ), но и добавил к этому стойкую репутацию князя-бражника. Галичские бояре готовы были терпеть его пьянство, но необходимость «кланяться попадье» считали для себя унизительной, в связи с чем подняли в 1188 г. восстание в городе и предъявили Владимиру Ярославичу ультиматум с требованием порвать отношения с чужой женой. Князь не подчинился требованию галичан и бежал в Венгрию[33].

Бела III поначалу повёл себя по отношению к Владимиру Ярославичу так же, как его отец Геза II — к Изяславу Мстиславичу, отправившись с войском за Карпаты. Однако, придя в Галич, где выяснилось, что горожане категорически не хотят видеть Владимира своим князем, а местная элита раздроблена на группы, поддерживавшие различных кандидатов на княжеский стол, венгерский король решил провести «политический эксперимент», распространив свою власть на территорию по другую сторону линии Карпатских гор, а именно — не возвращать «отчину и дедину» обратившемуся к нему за военной помощью изгнаннику, посадив на галичский стол своего сына Андраша (будущий король Андраш II, 1205 — 1235), что означало создание венгерского «плацдарма» для закрепления в юго-западной Руси. Незадачливый же наследник Ярослава Осмомысла был отправлен в заточение в один из венгерских замков[34].

Бела III показал себя умным и расчётливым политиком, выстраивая отношения с галичанами, прежде всего с местным боярством. Он и его окружение прекрасно понимали, что создание на месте Галицкого княжества венгерского королевского замкового округа (комитата) едва ли возможно даже в отдалённой перспективе. У Арпадов был опыт закрепления на землях, населённых южными славянами (по большей части сербами и хорватами), где вместо комитатов создавались банаты — пограничные области, управляемые назначенными королём банами — представителями местной славянской знати или близкими к королю доверенными лицами.

В случае с Галичем в 1188 г. была предпринята попытка учесть сложившиеся в городе политические традиции для начала постепенного включения города и тяготевшей к нему волости в состав владений венгерской короны. Следует отметить, что Бела III лучше, чем кто-либо другой из средневековых венгерских королей, годился на роль организатора «эксперимента» по постепенному встраиванию юго-западной Руси в политическую систему Венгерской державы, убеждению галичан в выгодности службы государям находящейся по другую сторону Карпат страны. Долгое пребывание в православной среде и наличие предков-Рюриковичей (Бела III был правнуком Владимира Мономаха и внуком Мстислава Великого) придавало королю уверенности в том, что ему удастся создать надёжный «плацдарм» для постепенного распространения власти венгерской короны сначала на «Галицию», потом на «Лодомерию» (Владимиро-Волынское княжество), а в перспективе, возможно, и на все южнорусские земли. Учитывая стремление Белы III играть на Балканах роль великой державы вместо приближавшейся к своему краху Византии, обладание Галицким княжеством, простиравшимся до низовьев Дуная, давало венгерским королям возможность заставить правителей Второго Болгарского царства в случае конфликта с Венгрией воевать на два фронта[35].

Одна из боярских партий, что вели между собой ожесточённую борьбу в Галиче, явно немногочисленная, видела в Беле III государя, способного навести порядок в городе и волости и облегчить торговые связи Галича с зарубежной Европой. Склоняя галичан к признанию его сына Андраша (Эндре) своим князем, король заключил соглашение («ряд») с местным боярством, стараясь учитывать политические традиции юго-западной Руси, взяв, однако, при этом у галичан заложников. Следует отметить, что Бела III проявил при этом удивительную политическую ловкость. Он прекрасно понимал, что Рюриковичи не смирятся с переходом Галича под власть венгерской короны и попытаются отбить утерянные территории, но при этом можно воспользоваться не прекращавшимися междоусобицами в южной Руси, временами приближавшимися к состоянию «войны всех против всех».

Если бы русские князья объединились для изгнания интервентов из пределов своей страны, их ожидал бы несомненный успех. Эта задача была решена в 1190 г. военными силами одного Краковского княжества. Но среди Рюриковичей не было согласия относительно решения данного вопроса, зато оказалось несколько претендентов на наследие Ярослава Осмомысла. Первым среди них был владимиро-волынский князь Роман Мстиславич (1170 — 1205), у которого были сторонники среди галичан, но их оказалось слишком мало, чтобы (совместно с дружиной Романа) противостоять королевской армии. Бежав из Галича при появлении там Белы III, Роман обратился за военной помощью к своему тестю – князю Киевской волости Рюрику Ростиславичу[36]. Последний вместе со своим фактическим соправителем — киевским князем Святославом Всеволодовичем отправился в поход на Галич, но Беле III удалось так поссорить названных князей, что до Галича они не дошли, оставив город на произвол судьбы[37], хотя Святослав, известный всем благодаря «Золотому слову», вложенному в его уста в «Слове о полку Игореве, формально считался главой всех Рюриковичей и должен был заботиться о территориальной целостности Руси.

Не дождавшись возвращения в Галич владимиро-волынского князя Романа Мстиславича и прихода дружин Святослава Всеволодовича и Рюрика Ростиславича, галичане, с которыми у принца Андраша и его окружения никак не получалось наладить нормальные взаимоотношения и доказать им перспективность нахождения под властью венгерской короны, решились призвать к себе на княжение троюродного брата Владимира Ярославича – князя-изгоя Ростислава Ивановича[38]. Несмотря на поддержку большинства населения Галича, Ростислав не имел военных сил, достаточных для изгнания венгров. Летописец рисует его попытку утвердиться в «отчине» своих предков как результат реализации безрассудного желания хотя бы умереть на земле, которую он считал своей. Тяжело раненый Ростислав Иванович попал в плен к венграм, которые ускорили его смерть, приложив «зелье смертьное къ ранамъ» его[39]. Приглашение на княжеский стол при отсутствии политически сильных кандидатов Ростислава «Берладничича» ясно показало неприятие галичанами установленных венграми в городе порядков. В ответ Андраш (Эндре) и его окружение ввели в Галиче жёсткий оккупационный режим, сопровождавшийся насилиями и осквернениями православных храмов.

Безусловно, удержать в повиновении с помощью террора чужой город в стране, где сохранялись и укреплялись вечевые традиции и население принадлежало к другой христианской конфессии, было невозможно. Рано или поздно это вызвало бы всеобщее восстание жителей Галича, которым стало бы нечего терять. Но до восстания дело не дошло. Владимиру Ярославичу удалось в 1189 г. бежать из венгерского замка. Правда, вернуть «отчинный» Галич ему удалось не сразу, несмотря на то что он сделал верный политический шаг, — обратился за поддержкой к германскому императору Фридриху I Барбароссе, который приказал своему вассалу — краковскому князю Казимиру II Справедливому (1177 — 1194) оказать Владимиру военную помощь[40]. Однако в реальности выполнение приказа императора было отложено на несколько месяцев, а возможно и на год, поскольку Фридриха Барбароссу Владимир Ярославич застал готовящимся к выступлению в Третий Крестовый поход, чем, скорее всего, воспользовался Казимир Справедливый, чтобы продемонстрировать соседним государям, что его зависимость от германского императора имеет чисто формальный характер. Вследствие этого Владимир Ярославич в 1189 г. не получил от Казимира II ожидаемой помощи, после чего на короткое время обосновался в завещанном ему отцом Перемышле. Не имея сил для борьбы с венграми, Владимир сосредоточился на отмщении краковскому князю, разоряя его владения, из-за чего потерял и Перемышль, но не перестал «пакостить» Казимиру, скрываясь с верными ему людьми в лесах на польско-русском пограничье[41].

В конечном счёте, в 1190 г. Казимир II Справедливый помог Владимиру Ярославичу вернуть Галич, отправив для изгнания венгров войско во главе с палатином Николаем. Понимая шаткость своего положения, Владимир сразу же после этого обратился за покровительством к своему дяде по матери — владимиро-суздальскому князю Всеволоду Большое Гнездо (1176 — 1212), который отправил своих послов к правителям соседних с Галицким княжеством государственных образований с уведомлением о том, что отныне он является гарантом сохранения за своим племянником его «отчины». Естественно, посольство Всеволода побывало и при дворе Белы III, что подчеркнуло полный провал попытки венгерского короля расширить свои владения за счёт юго-западной Руси[42] . Вряд ли король не был осведомлён о зафиксированном в официальной венгерской хронистике мнении Козмы из рода Пазмань о неразумности и бесперспективности распространения власти Арпадов по другую сторону Карпат. Теперь же он убедился в этом на собственном опыте.

Казалось бы, бесславный конец галичской авантюры Белы III на фоне «урока государю», преподанного Козмой Пазманем, будет сдерживать преемников названного короля от подобных «экспериментов». Но в реальности оказалось, что именно Бела III определил на два века вперёд «генеральную линию» действий венгерских королей «на русском направлении». Справедливости ради следует отметить, что сама ситуация в приграничных с Венгрией русских землях порой провоцировала венгерских королей на новые попытки закрепиться по ту сторону линии Карпатских хребтов. Это могло быть в 1198 г. при преемнике Белы III короле Имре (1196 — 1204), когда после смерти Владимира Ярославича прервалась династия галичских князей, восходившая к Ростиславу Владимировичу (ум. в 1067), внуку Ярослава Мудрого (1016 — 1018, 1019 — 1054), а приглашённый галичанами владимиро-волынский князь Роман Мстиславич медлил с занятием галичского стола. «Татищевское известие»[43], сообщающее о выступлении венгерского войска в направлении Галича, представляется вполне правдоподобным и, вероятно, происходящим из не дошедшего до нас источника западнорусского происхождения. Отказ от продолжения похода после получения известия о вокняжении в Галиче Романа Мстиславича, ставшего первым галицко-волынским князем (1199 — 1205) выдаёт расчёт, на котором строилась идея этой военной операции: воспользоваться внезапно возникшим вакуумом власти там, откуда за восемь лет до этого вынуждено было уйти венгерское войско. Появление же в Галиче Романа, ставшего к тому времени сильнейшим князем южной Руси, сразу же отбило желание руководителей венгерского похода[44] ввязываться в новое противостояние с галичанами, обретшими надёжного защитника, к тому же имевшего близких родственников среди польских князей из правящего рода Пястов[45].

Последнее обстоятельство и погубило Романа Мстиславича, погибшего в 1205 г. в Польше, где он вмешался в междоусобицу на стороне одного из своих родственников. Малолетство его детей — Даниила и Василька — создало такую же благоприятную ситуацию для венгерской интервенции в юго-западную Русь, какая была в 1188 г., когда при дворе Белы III появился князь-«бражник» Владимир Ярославич. К тому же на престоле в Венгрии тогда находился бывший венгерский правитель Галича, ставший королём Андрашем II (1205 — 1235). На этот раз борьба за утверждение власти Арпадов по другую сторону линии Карпатских хребтов продолжалась в течение 29 лет, почти до смерти Андраша II. При этом он то помогал Романовичам закрепиться в их «отчинах» или давал им приют при своём дворе, то сажал своих сыновей на галичский стол. В результате Калман (получивший от папы титул «короля Галиции») управлял Галичем в 1214 — 1219 гг., а его младший брат Андраш (данного титула не имевший) — в 1227 — 1229 и 1231 — 1234 гг., причём, если первый из названных принцев был изгнан из Галича, то последний умер, находясь на галичском княжении.

Продолжение борьбы венгерских королей за юго-западную Русь осложнило распространение на эту территорию ордынского ига, которое в 1340 г. сменилось вхождением её в состав Великого княжества Литовского с ликвидацией Галицкого княжества. Однако всё это не способствовало полному забвению правителями Венгрии убеждённости в том, что эти земли являются временно потерянной частью их державы. Необходимо лишь дождаться благоприятной ситуации, использовав в своих интересах противостояние между Литвой и Польшей, князья и короли которой также считали рассматриваемый регион своим исконным владением. Отсутствие наследников мужского пола у польского короля Казимира III Великого (1333 — 1370), преемником которого стал венгерский король Людовик (Лайош) I Великий (1342 — 1382) позволило последнему вернуть юго-западную Русь в состав Венгрии, но та же самая проблема с наследниками способствовала окончательной потере «Галиции и Лодомерии» для венгерских монархов. Дочери Лайоша Мария и Ядвига стали правительницами Венгрии и Польши, соответственно, и Ядвига сделала всё, чтобы в 1387 г. венгры окончательно покинули земли к востоку от линии Карпатских хребтов.

Так бесславно, как и предсказывал Козма из рода Пазмань, закончились все попытки венгерских королей утвердиться в юго-западной Руси. Безусловно, главной причиной этих неудач было наличие сильных соперников, также претендовавших на земли, через которые ещё в эпоху складывания Древней Руси проходил торговый путь «из немец в хазары», но и нельзя не учитывать и заметную несовместимость политических систем и политических традиций, сформировавшихся по разные стороны участка Карпатских гор, разделявшего Русь и Венгрию.

Распадение Древнерусского государства на множество независимых княжеских владений способствовало укреплению и развитию вечевых традиций. Венгрия же была монархическим государством, которое никогда не распадалось на независимые феодальные владения, а лидеры местной знати привлекались на государственную службу в качестве начальников королевских замковых округов (комитатов). Что же касается городов — в их европейском понимании — то фактически они появились в Венгрии лишь при Беле IV (1235 — 1270), а самые ранние королевские грамоты, в которых фиксировались их привилегии и обязанности перед центральной властью, начали издаваться при его преемниках — Иштване V (1270 — 1272) и Ласло IV Куне (1272 — 1290). До этого времени в Венгрии были (помимо сельских поселений) только бурги — центры королевских замковых округов, главной задачей которых была отправка в поход необходимого числа хорошо вооружённых воинов.

В эпоху же Белы III и Андраша (Эндре) II, когда польские князья ещё не имели возможностей для широкой экспансии на будущие украинские земли, а Литва ещё не стала единым государственным образованием, ни о каких городах в Венгрии не могло быть и речи. В связи с этим трудно себе представить, на каких идеологических основаниях сохранявшие свои вечевые традиции православные галичане могли «встроиться» в тогдашнюю политическую систему Венгерского королевства. Даже организовать в юго-западной Руси особую область типа банатов, создававшихся Арпадами на подчинённых ими территориях южных славян, было невозможно, поскольку банаты возникали на землях вдоль границы с формировавшимся Сербским государством, с которым они никогда не были связаны политически, а юго-западная Русь даже после распада Древнерусского государства на независимые княжеские волости оставалась составной частью «Русской земли». Поэтому утверждение венгров в Галиче выглядело, без сомнения, как создание там плацдарма для дальнейшего распространения чужеземной власти и ненавистного «латинства» на пространстве православного мира. С этой точки зрения важен факт осквернения людьми принца Андраша (Эндре) в 1188 — 1190 гг. православных храмов, который, с одной стороны, являлся проявлением ненависти к не желавшим понять выгоды единения с державой Арпадов «схизматикам», а с другой стороны, ярко продемонстрировал, что смена политических традиций повлечёт за собой и переход из православия в «более правильную» веру.

Конечно, нельзя говорить о том, что Бела III сознательно пошёл на кардинальное изменение внешнеполитического курса Венгрии по отношению к Руси: он лишь попытался создать базу для последующего расширения венгерского контроля над русскими землями, где проходили важные торговые пути. Но регулярно возникавшие «династические кризисы» в юго-западной Руси, становившейся ареной ожесточённой борьбы между различными ветвями рода Рюриковичей, давали венгерским королям поводы для активного вмешательства в политическую жизнь соседней страны. Этому также содействовало добавление в титул правителей Венгрии словосочетания «...король Галиции и Лодомерии» («... Galliciae Lodomeriaeque rex»), сделанное после смерти Романа Мстиславича (1205) бывшим галичским князем, ставшим королём Андрашем (Эндре) II[46]. В Средневековье титул правителя призван был, прежде всего, показать соседним государям, какие земли данный монарх считает своими, а значит – будет пытаться вернуть их, если они временно не находятся под его властью. Поэтому, если Бела III фактически радикально изменил внешнеполитический курс своей державы относительно Руси, то Андраш (Эндре) II уже официально заявил о праве венгерских королей на владение Галицким и Владимиро-Волынским княжествами.



Примечания


    [1] Первой супругой Ярослава Святополковича была не известная по имени венгерская принцесса.

    [2] Chronici Hungarici compositio saeculi XIV / Ed. A. Domanovszky // Scriptores rerum Hungaricarum tempore ducum regumque stirpis Arpadianae gestarum / Edendo operi praefuit E. Szentpétery (далее: SRH). Vol. I. Budapestini, 1937. P. 438 — 439.

    [3] Hóman Bálint, Szegfű Gyula. Magyar történet. 7. kiad. Budapest, 1941. 134. l.

    [4] См. об этом: Юрасов М.К. Русская марка // Древняя Русь в средневековом мире. Энциклопедия. Под ред. Е.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина. М., 2014. С. 698.

    [5] Подробнее об этом см.: Юрасов М.К. Складывание русско-венгерской границы в Х — XI вв. // Rossica Antiqua. Исследования и материалы. 2006 / Отв. ред. А.Ю. Дворниченко, А.В. Майоров. СПб., 2006. С. 297 — 313.

    [6] Академическое издание источника: P. magistri, qui Anonymus dicitur, Gesta Hungarorum // SRH. Vol. I. P. 13 — 117.

    [7] Реальными претендентами на роль короля, памяти которого посвятил сочинение магистр П., были Бела III (1172 — 1196) и Бела IV (1235 — 1270), поскольку при Беле I (1060 — 1063) в Венгрии ещё не было королевской канцелярии, в которой служил магистр П., а Бела II Слепец (1131 — 1141), в состоянии алкогольного беспамятства подписывавший грамоты о наделении ловких представителей знати земельными владениями, никак не мог быть «славнейшим» королём.

    [8] См. об этом: Juhász P. Anonymus: fikcio és realitás. Az Álmos-ág honfoglalása. Szeged, 2019. 78 — 81. l.

    [9] Font M. Árpád-házi királyok és Rurikida fejedelmek. Szeged, 2005. 175. l.

    [10] См. об этом: Полное собрание русских летописей. Т. II. Ипатьевская летопись. 2-е изд. СПб., 1908. Стб. 450 — 451.

    [11] Короля, вынужденного в то время находиться с войском на византийской границе из-за угрозы нападения армии василевса Мануила I Комнина (1143 — 1180), оправдывает также скоропостижная смерть Владимира Володаревича в начале 1153 г. Правда, преемник последнего на галичском столе Ярослав Осмомысл (1153 — 1187), поддержанный своими боярами, также отказался выполнять обещания своего отца, но Геза II после 1152 г. так и не появился на Руси, а 14 ноября 1154 г. умер Изяслав Мстиславич, что побудило венгерского короля не вмешиваться более в обострявшуюся борьбу за Киев.

    [12] См. об этом: Васильевский В.Г. Из истории Византии в XII веке. Союз двух империй (1148 — 1155) // Он же. Труды. Т. IV. М., Л., 1930. С. 18 — 105 (впервые опубликовано в: Славянский сборник. Т. II. СПб., 1877. С. 210 – 290).

    [13] За время своего 14-летнего правления Конрад III так и не приехал в Рим для совершения официальной коронации императорской короной, но средневековые венгерские хронисты называют его императором.

    [14] Подробнее об этом см.: Юрасов М.К. Внук Владимира Мономаха: Борис Калманович, князь-авантюрист. СПб., 2017.

    [15] Шедшим на помощь Изяславу Мстиславичу венгерским воинам во время остановки их у Сапогыня (юго-западная Русь) дорогобужский князь Владимир Андреевич привёз большое количество спиртного, неумеренное употребление которого сделало их бессильными жертвами напавших на них галичан. См. об этом: Юрасов М.К. Венгрия и русские княжества в XII в. СПб., 2019. С. 315 — 319.

    [16] После гибели в Венгрии Бориса Калмановича (ок. 1156 г.) василевс Мануил I Комнин пытался организовать совместный карательный поход против Гезы II, но недавно короновавшийся в Риме императорской короной Фридрих уже не хотел воевать с венграми.

    [17] Матерью Мануила была венгерская принцесса Пирошка, ставшая в Византии Ириной, – дочь Ласло I Святого,.a Бела III приходился праправнуком Гезе I, который был старшим братом Ласло I.

    [18] Долгое пребывание Белы-Алексея в Византии и восприятие его как наследника византийского престола способствовали потере ощущения близкого родства между матерью и сыном. Геза, в отличие от Белы, оставался всё это время в Венгрии, не теряя связи с матерью. Казалось бы, Евфросинья и Бела-Алексей приняли (в разное время) православное крещение, но это не способствовало сближению между ними.

    [19] В сообщающих об этом Пожоньских анналах дана неверная хронология, которую исследователи исправляют на приведённые даты. См.: Annales Posonienses / Ed, E. Madzsar // SRH. Vol. I. P. 127 et adn. 4.

    [20] Владимир Мстиславич вошёл в историю под прозвищем «Мачешич».

    [21] Владимир Мстиславич был женат на дочери бана Белуша – дяди Гезы II по матери.

    [22] См. об этом: Юрасов М.К. Венгрия и русские княжества в XII в. С. 323.

    [23] Её смерть датируется 1193 г. См. о ней: Font M. Eufroszina // Korai magyar történeti lexikon (9 — 14. század) / Főszerk. Kristó Gy. Budapest, 1994 (далее: KMTL). 205. l.

    [24] Под королём здесь, безусловно, имеется в виду Бела III.

    [25] Слово о полку Игореве / Подг. текста, пер. и комм. О.В. Творогова // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 4. СПб., 1997. С. 262.

    [26] О том, насколько отражает реальную ситуацию рассматриваемый отрывок из «Слова о полку Игореве», см.: Юрасов М.К. Поэтический и реальный образ Ярослава Осмомысла // Мир истории (электронный журнал). 2000. № 5.

    [27] В историографии господствует точка зрения, согласно которой, Владимир Ярославич вернул свой «отчинный» Галич в 1189 г., но мне представляется более вероятным, что это произошло в 1190 г. См. об этом: Юрасов М.К. Роль Перемышля в борьбе Владимира Ярославича за возвращение Галича (1189 — 1190) // Przemyśl i ziemia Przemyska w strefie wplywów ruskich X — połowa XIV w./ Colloquia Russica. Series II. T. I. Kraków, 2013. С. 67 — 77; Он же. Венгрия и русские княжества в XII в. С. 432 — 436.

    [28] Лихачёв Д.С. «Слово о полку Игореве» (историко-литературный очерк) // Слово о полку Игореве / АН СССР. Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950. С. 262.

    [29] Рыбаков Б.А. Пётр Бориславич: Поиск автора «Слова о полку Игореве» М., 1991. С. 111.

    [30] Котляр Н.Ф. Святослав Всеволодович // Древняя Русь в средневековом мире. Энциклопедия. Под ред. Е.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина. М., 2014. С. 725.

    [31] См. об этом: Юрасов М.К. Венгрия и русские княжества в XII в. С. 361 — 363.

    [32] Ярослав Осмомысл, закрутив роман с «Настаской» (сожжённой за это на костре по решению галичских бояр) добился фактического расторжения брака с матерью Владимира Ольгой Юрьевной, а Владимир Ярославич, помимо насилий, творимых им над понравившимися ему девушками и женщинами, открыто жил с некой попадьёй, от которой имел двух детей.

    [33] События политической борьбы в Галиче в 1187 — 1188 гг. описывает Ипатьевская летопись, см.: ПСРЛ. Т. II. Стб. 657, 659 — 660.

    [34] Там же. Стб. 661.

    [35] Юрасов М.К. Поэтический и реальный образ Ярослава Осмомысла.

    [36] Согласно договору, заключенному между Рюриком Ростиславичем и Святославом Всеволодовичм в 1180 г., первый уступил сопернику Киев, но оставил за собой все остальные города Киевщины и «тянувшие» к ним сельские поселения.

    [37] ПСРЛ. Т. II. Стб. 662 — 663.

    [38] Ростислав был сыном Ивана Ростиславича Берландника (ум. в 1161 г.), бóльшую часть своей сознательной жизни также проведшего в статусе князя-изгоя.

    [39] ПСРЛ. Т. II. Стб. 665.

    [40] ПСРЛ. Т. II. Стб. 666.

    [41] Подробнее об этом см.: Юрасов М.К. Роль Перемышля в борьбе Владимира Ярославича за возвращение Галича. Он же. Венгрия и русские княжества в XII в. С. 432 — 436.

    [42] Подробнее об этом см.: Юрасов М.К. Венгрия и русские княжества в XII в. С. 436 — 438.

    [43] См.: Татищев В. Н. Сочинения. Т. IV. С. 325.

    [44] Сам король Имре в этом походе вряд ли участвовал, об этом сохранились бы сведения в более достоверных, чем «История Российская» В. Н. Татищева, источниках.

    [45] См. об этом: Юрасов М.К. Венгрия и русские княжества в XII в. С. 444 — 447.

    [46] Титул правителя не только Галича, но и Владимира-Волынского Андраш (Эндре) II принял в 1205 г. после переговоров с вдовой Романа Мстиславича Анной в Саноке (Волощук М. «Русь» в Угорьскому королiвствi (XI – друга половина XIV ст.): суспiльно-полiтична роль, майнови стосунки, мiграцiï. Iвано-Франкiвськ, 2014. С. 114). Текст грамоты, в которой впервые появляется этот титул, см.: Codex diplomaticus Hungariae ecclesiasticus ac civilis / Studio et opera G. Fejér. T. 3. V. 1. Budae, 1829. P. 31.

     


Главная |  Номер |  Новости |  Анонсы |  Архив |  Библиотека |  Ссылки |  Редакция

© 2021 «Мир истории»

Besucherzahler
счетчик для сайта